«Весь город представлял собой одну сплошную похоронную процессию»: брянский видеооператор рассказал об увиденном в Беслане 17 лет назад

3 сентября в России отмечается памятная дата День солидарности в борьбе с терроризмом. В этот день 17 лет назад в школе в Беслане прозвучали взрывы, после которых начался штурм здания, удерживаемого террористами.

Страшным событиям предшествовали два с половиной дня ужаса, в ходе которых около 30 боевиков в тяжелейших условиях удерживали в здании образовательного учреждения более 1100 заложников, преимущественно состоявших из школьников и их родителей.  Жутким итогом стала цифра в 334 жертвы, 186 из которых были детьми.

Теракт в Беслане остается одной из страшнейших вех в истории Северной Осетии и России в целом. И по сей день раны от этого теракта не могут затянуться у многих людей.

Среди тех, кому пришлось непосредственно работать на месте трагических событиях в сентябре 2004-го в Беслане оказался брянский видеооператор Андрей Мазунин. В ходе интервью он поведал "Новостям Брянска" о том, какой отпечаток наложило на него присутствие на месте одного из самых страшных терактов в истории человечества.

– Андрей, здравствуйте. Расскажите, пожалуйста, как Вы оказались тогда в Беслане?

– В то время я работал на гонконгском телеканале "Феникс". Мы прилетели с нашим корреспондентом сразу же 1 сентября на военном самолете. На гражданский рейс билетов почему-то не было.

– Какая вокруг была обстановка?

– Школа была оцеплена. Первое время было относительно тихо. На второй день после взрыва зону оцепления расширили. Для нас у дома культуры был организован импровизированный палаточный городок. Запомнились приезд Леонида Рошаля (советский и российский педиатр и хирург, общественный деятель, прим.) и бывшего президента Ингушетии Руслана Аушева, которые вели переговоры с террористами. Рошаль – сильный волевой мужик. Он прямо выходил к людям и максимально старался их успокоить.

– Что запомнилось в день штурма?

– Я вас сразу разочарую, я его не видел. В сам момент штурма прямо рядом со школой я не стоял. Мне довелось снимать чуть позже. Однако отложились в памяти крик, слезы, вой. Куча раненых, их вывозят на скорых, люди бегают. Здесь я не могу добавить ничего нового о том, что уже неоднократно рассказывали очевидцы событий. Для меня наиболее запоминающееся случилось потом.

После окончания боевых действий школа была оцеплена еще сутки. Туда вообще никого не пускали. Там в прямом смысле этого слова проходила замывка, чтобы туда можно было пустить кого-то из журналистов. На территорию учебного учреждения заезжали грузовики с тентами, самосвалы и пожарные машины.

Школа реально была помыта с брандспойтов, но даже это не помогло. Помню, как я туда впервые зашел. То чувство, когда ты ходишь, видишь на стенах и полу последствия и отчетливо представляешь, что здесь происходило. Это намного страшнее, чем когда при штурме стоишь в стороне. Что-то "бахает и бахает" и все.

Интересно, что в нашем телевидении в основном показывали центральную часть школы – тот самый спортзал, а само здание представляет из себя некое подобие буквы Ш. И, поверьте мне, последствия происходившего здесь ужаса были отчетливо видны и в других корпусах: дырки на стенах, перемешанные с чем-то красным осколки. А левое крыло, в котором располагался актовый зал, вызывало впечатление фильмов о войне. Там взрыв был от пола и до крыши. В итоге потолка не осталось, а на полу зияла огромная воронка. Этого по телевизору не показывали.

– Что происходило после?

– Мы пробыли в Беслане где-то 15 дней. Прилетели другие группы нашего канала из Гонконга, и мы вместе снимали происходящее: ездили в больницы, общались с местными.

Самое страшное в этот период было ходить по улицам. Нужно понимать, что Беслан – это маленький городок, как наши Почеп или Карачев: небольшая многоэтажная застройка и обширный частный сектор. И, представьте себе: вы идете по этому маленькому городку, а вокруг стоит плач. Почти в каждом дворе кого-то хоронили. Быстро опознанных погибших начали хоронить через 1-2 дня после штурма школы. И все время, что я оставался в Беслане, меня преследовали нескончаемые похороны. Весь город представлял собой одну сплошную похоронную процессию.

Хуже того, что приходилось ходить было то, что приходилось снимать. Стоит отметить, что несмотря на жуткую ситуацию, люди с пониманием относились к нам – представителям СМИ и разрешали снимать. Только говорили иногда: "Зачем вы это делаете? Все равно никто правды не покажет".

Вот и выходило, что днем я снимал, а вечером приходил в гостиницу и видел то же самое по телевизору. Я честно скажу: перед сном доходило до того, что я выпивал бутылку водки и засыпал. В таком ритме я прожил две недели.

Через год мы с той же телекомпанией еще раз посещали Беслан. Город преобразился, но сама школа и чувства от нее остались прежними. Знаете, это похожее чувство, как когда вроде бы спустя десятилетия после Второй мировой войны люди приезжают на место, где был лагерь Освенцим, посещают его, и им там становится плохо.